…енны и вражий рати
И городы стерты в прах; но буде уняти
Не знаешь ярость твою, буде неприятен

К тебе доступ и тебе плач бедных невнятен,

Ежели волю твою не правит смысл правый,

Словом, ежели твои развратны суть нравы,

Дивиться станет тебе, но любить не станет,

Хвалы твои из его уст нужда потянет.

Пользы своей лишь в тебе искать он потщится,

Гнушаясь тобой, и той готов отщетиться,

Только б тебя свалить с плеч. Слава увядает

Твоя в мал час; позабыт человек бывает

Скоро ненавидимый, и мало жалеет

Кто об нем, когда ему черный день приспеет.

Добродетель лишь одна может нам доставить

Покойну совесть, предел прихотям уставить,

Повадить тихо смотреть счастья грудь и спину

И неизбежную ждать бесстрашно кончину.

 

Привычку к доброму надлежит вкоренять с младенчества: ученость должна уступить чистоте нравов. Доброе сердце с простым умом гораздо лучше, нежели остроумие при испорченном сердце.

 

Завсегда детям твердя строгие уставы,

Наскучишь, истребишь в них всяку любовь славы.

Если часто пред людьми обличать их станешь;

Дай им время и играть; сам себя обманешь,

Буде станешь торопить лишно спеша дело;

Наедине исправлять можешь ты их смело;

Ласковость больше в один час детей исправит,

Неж суровость в целый год; кто часто заставит

Дрожать сына пред собой, хвальну в нем загладит

Смелость и безвременно торопеть повадит.

Счастлив, кто надеждою похвал возбудить знает

Младенца; много к тому пример пособляет.

Относят к сердцу глаза весть уха скорее.

 

Пример сильнее всякого наставления. Дети, умея все замечать, умеют и подражать тому, что замечают; наставляй их примером:

Один добродетелей хвальную дорогу
Топчет, ни надежда свесть с нее, ни страх ногу
Его не могли; в своей должности он верен
И Прилежен, ласков, тих и в словах умерен;
Ничьей бедности смотреть сухими глазами

Не может; сердцем дает, что дает руками.

Другой гордостью надут, яростен, нещаден,

Готов и отца предать, к большим мешкам жаден,
Казну крадет царскую и, тем сломя шею,
Весь уж сед, в петлю бежит, в казнь должну злодею.

В том, по счастью, добры примеры скрепили

Совет; в сем примеры злы оный истребили.

Если б я сыновнюю имел унять скупость,
Описав злонравия и гнусность и глупость,
«Смотри, – сказал бы ему, – сколь Игнатий беден

Над кучею злата; сух, печален и бледен,
Всякой час мучит себя! Мнишь ли ты счастливу

Жизнь в обильстве такову?» Если б чресчур тщиву

Руку его усмотрел, пальцем указал бы

Тюрьму, где сидит Клеарх, и всю рассказал бы

Потом жизнь Клеархову чрезмеру прохладну.

 

Всего более надлежит быть осторожным в выборе наставников и опасаться, чтобы дети не были окружены такими людьми, которые могут повредить им своим характером, своим образом мыслей и проч.; но сами родители в особенности должны иметь чистую нравственность, чтобы дети их не были испорчены:

...Родителей злее

Всех пример. Часто дети были бы честнее,
Если б и мать и отец пред младенцем знали
Собою владеть и язык свой в узде держали.
Правдой и неправдою мне копится куча

Денег, и, степень достать высоку жизнь муча,

Нужусь полвека, во сне, в пирах провождаю,

В сластях всяких по уши себя погружаю;

Одних счастливыми я зову лишь обильных,

И, сотью то в час твердя, завидую сильных

Своевольству я людей и дружбу их тщуся

Всячески снискать себе, убогим смеюся;

А, однако ж, требую, чтобы сын мой доволен

Был малым, чтоб смирен был и собою волен;

Знал обуздать похоти, и с одними знался
Благонравными, и тем подражать лишь тщался.
По воде тогда мои вотще пишут вилы;
Домашний, показанный часто пример силы

Будет важной, и идти станет сын тропою,
Котору протоптанну видит пред собою.

И с каким лицом журить сына ты посмеешь,
Когда своим наставлять его не умеешь

Примером, когда в тебе видит то всечасно,
Что винишь, и ищет он, что хвалишь, напрасно!

Если молодого мать рака обличает

Кривой ход: «Прямо сама поди,—отвечает.—

Я за тобой поплыву и подражать стану».

Нельзя добрым быть? Будь зол детям не к изъяну.

Лучше же от всякого убегать порока,
Если нельзя, скрой его от младенча ока.

Когда гостя ждешь к себе, один очищает

Слуга твой двор и крыльцо, другой подметает

И убирает весь дом, третий трет посуду;
Ты сам везде суешься, обегаешь всюду,

Кричишь, беспокоишься, боясь, чтоб не встретил

Глаз гостев малейший сор, чтоб не приметил

Малейшу нечистоту; а ты же не тщишься

Поберечь младенцев глаз, ему не стыдишься

Открыть твою срамоту. Гостя ближе дети,

Большу бережь ты для них должен бы имети.

 

Представленные примеры показывают вам в Кантемире превосходного философа-моралиста; мысли его ясны, он выражает их сильно и с живостию стихотворца. Остается представить несколько примеров его искусства в описаниях и в изображении характеров. Филарет и Евгений разговаривают о благородстве (II сатира). Евгений, досадуя на фортуну, которая благоприятствует Туллию, Трифону и Дамону, имеющим незнатное происхождение, исчисляет достоинства своих предков и в заключение описывает славу своего покойного родителя:

Знатны уж предки мои были в царство Ольги

И с тех времен по сих пор в углу не сидели,

Государства лучшими чинами владели.

Рассмотрим гербовники, грамот виды разны,

Книгу родословную, записки приказны;

С прадедова прадеда, чтоб начать поближе,

Думного, наместника никто не был ниже;

Искусны в мире, в войне рассудно и смело

Вершили ружьем, умом не одно те дело.

Взгляни на пространные стены нашей залы,

Увидишь, как рвали строй, как ломали валы;

В суде чисты руки их; помнит челобитчик

Милость их, и помнит злу остуду обидчик.

А батюшка уж всем верх; как его не стало,

Государства правое плечо с ним отпало.

Как батюшка выедет, всяк долой с дороги

И, шапочку сняв. ему головою в ноги;

Всегда за ним выборка таскалася свита,

Что ни день рано с утра крестова набита

Теми, которых теперь народ почитает

И от которых наш брат милость ожидает.

Сколько раз, не смея те приступить к нам сами,

Дворецкому кланялись с полными руками?

И когда батюшка к ним промолвит хоть слово,

Заторопев, онемев, слезы у инова

Текли из глаз с радости, иной, неспокоен,

Всем наскучил, хвастая, что был он достоен

С временщиком говорить, и весь веселился

Дом его, как бы им клад богатый явился.

Сам уж суди, как легко мне должно казаться.

Столь славны предки имев, забытым остаться?

Последним видеть себя, куды глаз ни вскину?

 

Стихотворец выводит на сцену глупца, надутого знатностию, но не трудится описывать его характер, ибо он сам обнаруживает себя своими забавными рассуждениями. Какие преимущества знатного вельможи наиболее прельщают его душу? Он сказал только мимоходом о том, что его предки были: Искусны в мире, в войне...

 

Но батюшка его всем верх; с ним отпало правое плечо государства! Бывало, когда выедет, всякий бежит долой с дороги; его дворецкому кланялись в пояс; его слово делало счастливым на неделю того, кто удостаивался его услышать. Нужно ли после всего этого стихотворцу сказывать своим читателям, что Евгений его есть суетный глупец, не имеющий понятия о прямом благородстве? Далее, Филарет описывает смешной образ жизни Евгения в противоположность великим делам его предков:

Потрись на оселку, друг, покажи в чем славу

Крови собой и твою жалобу быть праву

Пел петух, встала заря, лучи осветили

Солнца верхи гор: тогда войско выводили

На поле предки твои, а ты под парчою,

Углублен мягко в пуху телом и душою,

Грозно соплешь; когда дня пробегут две доли,

Зевнешь, растворишь глаза, выспишь до воли,

Тянешься уж час, другой, нежишься, ожидая

Пойла, что шлет Индия иль везут с Китая,

Из постели к зеркалу одним спрыгнешь скоком;

Там уж в попечении и труде глубоком,

Женских достойную плеч завеску на спину

Вскинув, волос с волосом прибираешь к чину,

Часть их над лоским лбом торчать будут сановиты,

По румяным часть щекам, в колечки завиты,

Свободно станут играть, часть уйдет за темя

В мешок; Дивится тому строению племя

Тебе подобных; ты сам, новый Нарцисс, жадно

Глотаешь очьми себя, нога жмется складно

В тесном башмаке твоя, пот со слуг валится,

В две мозоли и тебе краса становится;

Избит пол, и под башмак стерто много мелу.

Деревню взденешь потом на себя ты целу.

Не столько стоит народ римлянов пристойно

Основать, как выбрать цвет и парчу и стройно

Сшить кафтан по правилам щегольства и моды;

Пора, место и твои рассмотрены годы,

Чтоб летам сходен был цвет, чтоб тебе в образ;

Нежну зелен в городе не досажал глазу,

Чтоб бархат не отягчал в летнюю пору тело,

Чтоб тафта не хвастала среди зимы смело;

Но знал бы всяк свой предел, право и законы,

Как искусные попы всякого дни звоны.

 

Вот изображение военачальника:

 

Много вышних требует свойств чин воеводы.

И много разных искусств: и вход, и исходы.

И место годно к бою видит одним взглядом;

Лишней безопасности не опоен ядом,

Остр, проницает врагов тайные советы,

Временно предупреждать удобен наветы,

О обильности в своем таборе печется

Неусыпно, и любовь ему предпочтется

Войска, и не будет за страх ненавидим;

Отцом невинный народ зовет, не обидим

Его жадностью; врагам одним лишь ужасен:

Тихим нравом, и умом, и храбростью красен:

Не спешит дело начать, начав, производит

Смело и скоро; не столь бегло перун сходит,

Страшно гремя. В счастии умерен быть знает.

Терпелив в нужде, в бедстве тверд, не унывает.

Ты тех добродетелей, тех чуть имя знаний

Слыхал ли? Самых числу дивишься ты званий;

И в один всех мозг вместить смертных столь мнишь трудно.

Сколь дворецкому не красть иль судье жить скудно.

 

Следующее описание безрассудной заботливости некоторых стариков весьма забавно:

 

Видел я столетнего старика в постели,

В котором лета весь вид человека съели,

И на труп больше похож; на бороду плюет,

Однако ж дряхлой рукой и в очках рисует.

Что такое? Ведь не гроб, что бы ему кстати,

С огородом пышный дом, где б в лето гуляти

А другой, видя, что смерть грозит уж косою.

Не мысля, что сделаться имеет с душою,

Хоть чуть видят слабую бумагу уж взгляды.

Начнет писать похорон своих все обряды,

Сколько архипастырей, попов и причету

Пред гробом церковного, и сколько по счет;

Пойдет за гробом родни с горькими слезами.

С какими и сколькими провожать свечами,

Где зарыть и какой гроб, лампаду златую

Свесить или сребряну, и надпись какую

Сочинить, чтоб всякому давал знать слог внятный,

Что лежащий под ней 'прах был господин знатный.

 

Вот характеры гордеца Иркана, злословного Созима, льстеца Трофима, подозрительного Невия и завистника Зоила.

 

Сих примеров весьма довольно для того, чтобы иметь ясное понятие о стихотворном искусстве и даровании Кантемира. Как сатирик он может занимать средину между Горацием и Ювеналом. Он не имеет той живости, того приятного остроумия, той колкой и притом неоскорбительной насмешливости, какую мы замечаем в Горации; но он имеет его философию и с таким же чувством говорит о простоте, умеренности и тех веселых досугах, которые мы, не будучи обременяемы посторонними заботами, посвящаем удовольствию и размышлению. И в самых обстоятельствах жизни имеет он некоторое сходство с Горацием: и тот и другой жили у двора; но Гораций как простой зритель, а Кантемир как зритель и действующий. Горация удерживала при дворе благодарность к Меценату, а Кантемира – важнейшие дела государственные. Для первого стихотворство было занятием главным, для последнего было оно отдохновением, Гораций думал единственно о том, как наслаждаться жизнию: разнообразие удовольствий оживляло и самое воображение стихотворца. Кантемир, будучи обременен обязанностию государственного человека, наслаждался более одною мыслию. Философия первого живее, и мысли более согреты пламенем чувства; говоря о природе, он восхищает вас прелестными описаниями природы; он увлекает вас за собою в сельское свое уединение; вы видите рощи его, слушаете вместе с ним пение птиц и журчание источника. Философия последнего не так трогательна: он рассуждает о тех же предметах, но с важностию мыслящего человека; он говорит о посредственности, спокойствии, беззаботности как добрый философ, истинно чувствующий всю их цену, но пользующийся ими весьма редко. В слоге имеет он, если не ошибаюсь, более сходства с Ювеналом: и тот и другой богаты описаниями, и тот и другой иногда утомляют нас излишним обилием; но все описания римского сатирика носят на себе отпечаток его характера, сурового и гневного; Ювенал с намерением увеличивает то безобразие, которое хочет сделать для нас отвратительным; но тем самым, может быть, уменьшает и нашу к себе доверенность. Кантемир умереннее и беспристрастнее: он описывает то, что видит и как видит; он смешит чаще.

*Ювенал, воспитанный в спорах школы. Довел до крайности едкую гиперболу (франц.)